Трудовой кодекс конфликтует с задачами модернизации | Пресса о РЖД
Media Player Winamp Real Player QuickTime Player

Трудовой кодекс конфликтует с задачами модернизации

Бизнес-журнал
15.08.2010
Российский Трудовой кодекс конфликтует с задачами модернизации
Юлия Калинина
Демографическая «яма» — не единственное препятствие на пути реформ в России. Когда в российском официальном лексиконе появились термины «модернизация» и «инновации», мало кто задумывался: главными проблемами, которые придется решать при смене курса, станут практика использования человеческого капитала и сложившиеся социально-трудовые отношения. Впрочем, спасибо кризису. Российские предприниматели уже успели провести серию экспериментов, вызванных необходимостью повышения эффективности, и способны теперь ставить внятные вопросы. Как перед самими собой, так и перед властью.
От Ямайки до Греции
Андрей Шаронов, управляющий директор и руководитель управления инвестиционно-банковской деятельности ИК «Тройка Диалог», приводит весьма показательный пример.
В конце 50-х на фоне распада Британской империи два государства — Ямайка и Сингапур — выбрали независимый путь развития, находясь примерно в одном и том же положении. Совокупный внутренний продукт составлял 2 200 долларов в год на человека, преступность зашкаливала, наркоторговля процветала, а уровень заболеваний и смертности бил все рекорды. Так эти страны выглядели в начале 1960 года, когда обрели независимость и начали формулировать собственные стратегии развития.
План Ямайки базировался на развитии туризма и сельского хозяйства. Сингапурский — зиждился на вложениях в образование, науку и привлечение квалифицированных кадров. Проще говоря, ставка во втором случае была сделана на том, что ныне именуют человеческим капиталом.
«За прошедшие 50 лет валовый внутренний продукт в Ямайке вырос до 5,3 тысячи долларов на человека, — подводит итог Шаронов. — А в Сингапуре — до 39 тысяч долларов. За 50 лет Сингапур стал одним из наиболее привлекательных мест для бизнеса. Именно здесь сконцентрировалось огромное количество глобальных компаний, которые выбирают эту страну как комфортное, удобное, технологичное место для жизни. Например, в связи с повышением налогов в Лондоне многие глобальные банки рассматривают возможность перенесения своих глобальных штаб-квартир именно в Сингапур…»
Да, ставка на развитие человеческого капитала способна принести поразительные результаты при одинаковых стартовых условиях. Но ясно и другое. Сказав, что с сегодняшнего дня мы «модернизируемся» и делаем ставку на пресловутый человеческий капитал, назавтра мы не ощутим мгновенных изменений. Кроме того, возникает еще один вопрос: кто именно должен что-то менять? Государство, бизнес — или оба участника вместе?
— Очевидно: модернизация оказывается, если хотите, недружественной по отношению к довольно большому количеству работающих, занятых на неквалифицированных работах, которые находятся в том возрасте, когда им уже трудно переквалифицироваться на специальности, требующие принципиально иных навыков, — рассуждает Андрей Шаронов. — В результате резкие преобразования в какой-то степени угрожают или противоречат социальной стабильности.
С этими трудностями, разве что в локальных масштабах, российские работодатели уже столкнулись в острой фазе кризиса, когда принялись сокращать издержки (то есть повышать эффективность) за счет увольнения персонала. Шаронов иллюстрирует проблему:
— Один крупный предприниматель из региона, ближайшего к Москве, рассказывал: «Сегодня было два веселых похода к губернатору. Сначала было совещание, на котором меня наградили за то, что я повысил производительность труда. А на втором совещании мне «врезали» за то, что я уволил работающих в результате этого повышения. И, в общем, непонятно: или мне перестать увольнять и не повышать производительность труда, или все-таки это делать, но тогда либо мне, либо губернии нужно тратить деньги на то, чтобы с этими высвобождаемыми людьми что-то предпринимать.
Президент ОАО «РЖД» Владимир Якунин согласен: любая модернизация, влекущая за собой повышение производительности труда (в том числе и в условиях кризиса), ставит вопрос о том, что делать с высвобождаемой рабочей силой. «Страх, что новшество, приводящее к увеличению эффективности производства, приведет еще и к тому, что конкретно я — Иванов, Петров, Сидоров, Якунин — останусь на улице, не зная, как на этой улице работать, — очень серьезный аспект с точки зрения рассмотрения политики модернизации», — говорит он.
Все это напоминает дискуссии полувековой давности о роли людей и машин в эпоху механизированного производства. Вот только обсуждаемые ныне вопросы оказываются куда более болезненными. Ведь если без обиняков, курс властей на модернизацию прямо конфликтует с декларируемой социальной политикой. Кризис помог российским работодателям убедиться в том, что повышение эффективности — задача, решить которую мешает вовсе не отсутствие современных технологий. «Мешают» — люди. И что с этим делать — пока не ясно.
По словам Давида Якобашвили, члена совета директоров ОАО «Вимм-Билль-Данн Продукты Питания», решая проблему выживания в условиях кризиса, в компании вовсе не думали о порицаниях или благодарности от власти за то, что количество уволенных осталось в пределах 3–5% в год (такие же параметры высвобождения человеческого капитала сопровождали процесс модернизации бизнеса и до кризиса). «С нами работают живые люди, такие же, как и мы, — говорит Якобашвили. — Так что же, оставить их на произвол судьбы? Это невозможно. Есть какая-то ответственность. Какая-то, в конце концов, душа…»
Но позвольте, и во время затяжных кризисов, и в ходе модернизации национальной экономики можно переучивать «лишних» людей, превращая их в нужных и полезных! Да, можно. Вот только Давид Якобашвили уверен, что это — задача властей, а не бизнеса.
Если государство, с одной стороны, будет ждать от предпринимателей модернизационных прорывов, а с другой — жестко требовать сохранения рабочих мест в прежних объемах, не развивая инфраструктуру переподготовки кадров, Россия вскоре рискует разделить судьбу «плохих» членов Евросоюза.
Михаил Прохоров, президент Группы ОНЭКСИМ, набрасывает весьма неприятный сценарий. Как известно, к 2015 году Россия планирует сформировать бездефицитный бюджет, структура расходов и доходов которого должна соответствовать уровню 2007 года. Однако если принять за данность, что ВВП страны будет расти на 3% в год, а все социальные обязательства государства будут выполняться с учетом индексации, то, по расчетам Прохорова, придется ежегодно сокращать расходы на 4%. А для того, чтобы вернуться к показателям 2007 года, необходимо «убрать» 18,5% ВВП из бюджета 2010-го. «Иначе говоря, — подводит итог предприниматель, — мы должны сократить все остальные расходы, не связанные с расходами на людей, приблизительно на 50%. То есть — никакого бюджета развития не остается. И тогда в 2015 году расходы только на выплату людям будут составлять 70%. В Греции — 75%».
В процессе обсуждения планов модернизации часто звучит расхожий тезис о том, что главным элементом новой экономики станет человек. Остается только понять: элементом, способствующим изменениям, — или, напротив, им препятствующим?
Работающие бедные
Весной 2010 года тема человеческого капитала стала предметом обсуждения в Комитете по рынку труда, кадровым стратегиям и пенсионным системам Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП), который как раз возглавляет Михаил Прохоров.
В целом имеющиеся сложности всем известны. Основа конкуренции — производительность труда. А с ней в России все далеко не благополучно. По ряду отраслей мы отстаем в 3–4 раза, а в некоторых отраслях машиностроения — до 10 раз. Большая часть компаний малого и среднего бизнеса до сих пор живет «по понятиям», игнорируя множество положений Трудового кодекса. А с точки зрения сложившегося социально-трудового баланса Россия — типичная сырьевая держава, а вовсе не инновационная. Наконец, по оценкам Михаила Прохорова, в стране сформировался своеобразный класс «работающих бедных», составляющий около 20% всего трудоспособного населения. «На мой взгляд, именно эти люди — хуже, чем безработные… — говорит глава ОНЭКСИМ. — Если человек безработный — понятно, что делать. А работающие бедные — это люди, которые всегда недовольны. И когда таких людей 20% от всего трудоспособного населения, это очень плохо не только для развития инновационной экономики, но и для экономики в целом».
Откуда берутся работающие бедные? С одной стороны, виной тому низкое качество рабочих мест, которые не позволяют людям заработать. С другой — квалификация значительной части персонала, а порой и нежелание работать не позволяют работодателям предложить таким сотрудникам достойную компенсацию.
Прохоров уверен, что проблема носит комплексный характер: «Это и недостаточно гибкое законодательство в сфере трудовых отношений, и отсутствие системной работы по переобучению и созданию квалифицированных достойных мест, и негибкий рынок труда, который препятствует быстрому увольнению, эффективной системе переобучения и созданию тех рабочих мест, где люди могли бы иметь возможность переобучиться и занять новые, эффективные рабочие места». Положение осложняется не только отсутствием столь желанной инновационной экономики, но и явным дефицитом (по сравнению с развитыми странами) отраслей с высокой добавленной стоимостью и сервисной составляющей. «Мы должны осознанно готовиться к изменению баланса социально-трудовых отношений и бороться с новым классом работающих бедных», — подводит итог Прохоров.
Негибкая занятость
По оценкам экспертов, российский рынок труда сегодня — это жесткая и негибкая занятость, низкая производительность труда, нестабильная рабочая заработная плата и недружественное по отношению к работодателю трудовое законодательство.
С такой характеристикой согласен и Андрей Гольцблат, управляющий партнер Goldsblat BLP, однако он делает существенную оговорку: «Надо очень четко себе представлять, что если мы будем двигаться в сторону изменения трудового законодательства в пользу работодателя, то должны точно так же разработать очень четкую программу управления социальной напряженностью».
Гольцблат полагает, что в целом российское трудовое законодательство вполне позволяет работодателю, действующему не по «понятиям», а все-таки по Трудовому кодексу, управлять трудовыми ресурсами: «Не секрет, что процедура сокращения в РФ не слишком отличается от английской или американской. А в некоторой степени — даже проще. Проблема в том, что многие российские работодатели, к сожалению, не готовы следовать этой процедуре. Им проще идти иными путями — либо говорить о том, что законодательство в этой части несовершенно».
Так что же, предприниматели спекулируют, выторговывая льготные условия управления человеческим капиталом в обмен на свое участие в планах властей по модернизации? Похоже, все-таки нет. Гольцблат признает: значительные трудности у работодателя в нынешних условиях возникают при необходимости расстаться с работником профессионально непригодным или неквалифицированным. А это, увы, повсеместная практика. «Очень много судебных споров и конфликтов, когда с такими работниками практически невозможно ничего сделать, — отмечает юрист. — И в этом направлении, думаю, законодательство должно двинуться в сторону работодателя».
Хорошо известно: при попытке увольнения неквалифицированного сотрудника или даже прогульщика российские суды чаще всего встают на сторону увольняемого, не утруждая себя изучением деталей. Возможны ли изменения? Не скоро, прогнозирует Гольцблат. Ведь суды в России действуют не столько с опорой на законы, сколько с учетом «социальной справедливости», полагая (часто вполне справедливо), что работник защищен куда в меньшей степени, чем работодатель.
Как браться за модернизацию в масштабах конкретного бизнеса, если увольнение неквалифицированных сотрудников — целая история? Ольга Голодец, председатель совета директоров СК «Согласие», предлагает перестать рассматривать трудовое законодательство с позиций противопоставления работника и работодателя. «Сложилась уникальная ситуация, — говорит Голодец, — в которой трудовое законодательство защищает некоторую массу работников, не выделяя (или ставя в невыгодные условия) работников наиболее квалифицированных». Проще говоря, фокус трудового законодательства есть смысл менять прежде всего в пользу тех работников, которые способны участвовать в модернизации экономики.
«Для людей с заработком более 415 тысяч рублей в год никакой инфраструктуры социального и пенсионного обеспечения просто не существует, — утверждает Михаил Прохоров (ОНЭКСИМ). — Иначе говоря, мы финансируем бедность. А люди, которые занимаются квалифицированным трудом и получают значительно больше, не защищены. К тому же, когда квалифицированный специалист выходит на пенсию, он получает приблизительно столько же, сколько неквалифицированный. То есть естественный рыночный стимул — отсутствует. И это вопрос к системе».
Предложения о модификации трудового законодательства, представленные РСПП Владимиру Путину, в целом получили поддержку премьера. По мнению представителей предпринимательского сообщества, инновационной экономике нужны гибкие формы занятости. Но пока в России доминирует бессрочный договор, у бизнеса практически нет возможностей привлечь сотрудников на жестко определенный срок. Между тем опыт построения инновационных экономик за рубежом показывает: 35–40% рынка в развитых странах строится сегодня именно на срочных договорах. Вот почему в РСПП предлагают узаконить срочный договор.
Другое тяжкое наследие — доставшийся нам еще от СССР единый тарифный квалификационный справочник рабочих профессий, насчитывающий более 7 тысяч позиций. В развитых же странах подобные классификаторы на порядок лаконичнее: 600–700 профессий. За полтора года РСПП и правительство попытаются сформировать новый, современный справочник. Получится ли — скоро узнаем. Зато есть все основания полагать, что РСПП свою часть работы выполнит в срок.
Есть и более далеко идущие планы — отработать в нескольких регионах новые технологии ликвидации неэффективных рабочих мест с одновременной заменой их эффективными. Разумеется, с одновременным же развитием инфраструктуры переподготовки.
Другая инициатива РСПП: не касаясь процедур, связанных с изменением продолжительности рабочего времени, есть предложение предоставить квалифицированному сотруднику возможность работать больше.
По данным Михаила Прохорова, фонд рабочего времени норильского шахтера на 40% меньше, чем в Канаде. Отпуск российского шахтера составляет 70 дней, хотя на практике он отдыхает дней 30, а остальные 40 «шабашит» на стройке или работает таксистом. Предложение о ликвидации содержащихся в Трудовом кодексе ограничений уже сформулировано РСПП. По мнению Прохорова, нужно «дать возможность за дополнительную плату квалифицированному человеку работать на своем рабочем месте — конечно, никто не может его заставить, но это его личное право».
«Мы сегодня не даем возможности людям работать и зарабатывать, — соглашается Ольга Голодец (СК «Согласие»). — Не даем — нашим российским законодательством.
Границы ответственности
Вспомните события в Междуреченске. Неудивительно, что одним из требований рабочих была возможность замены части дополнительного отпуска повышенной оплатой труда. Вот в чем состоит сегодня основная, базовая проблема законодательства».
Будут ли реализованы предложения РСПП? Владимир Якунин (ОАО «РЖД») напоминает: согласно Конституции Россия — государство социальное, что накладывает заметный отпечаток как на процесс формирования законодательства, так и на практику его применения.
— К сожалению, согласен с тем, что суды в основном ориентированы на защиту так называемых прав трудящихся, — говорит Якунин. — В этом им здорово помогает такой орган государственной власти, как трудовая инспекция. И в зависимости от того, кто возглавляет эту трудовую инспекцию, в зависимости от региона можно либо оказаться в дурдоме, либо нормально находить компромиссы, которые неизбежны во взаимоотношениях работодателя и работника.
Глава ОАО «РЖД», одной из самых крупных российских компаний, уверен: «перекосы» во взаимоотношениях работодателя и работника возникают и без трудовых инспекций. Например, работодатель несет ответственность за сотрудника — вплоть до уголовной — за соблюдение норм взаимоотношений. Тем временем представляющие интересы работников профсоюзы от подобной ответственности освобождены. Наконец, лозунговая интерпретация «социального государства» слишком часто и чаще всего в весьма вульгарной форме проецируется на бизнес. В результате за разговорами о «социальной ответственности бизнеса» скрываются откровенные попытки переложить на работодателя часть проблем, которые должно решать государство.
Между тем Михаил Прохоров обнаруживает в размытом термине «социальная ответственность» три составляющие:
— Во-первых, бизнес должен быть эффективным и платить достойную заработную плату. Это самое главное… Но у нас молодая рыночная экономика, и все-таки советские понятия еще сильны. Поэтому мы не можем себе позволить жить в американской схеме. Вторая составляющая — так называемая чистая благотворительность. Если ты богатый и успешный, ты должен (это моя личная позиция) помогать тем, кому плохо, кому тяжело: инвалидам, пенсионерам, детям. И третья составляющая… Я с этим столкнулся в Норильске. Эффективным менеджерам нужно потратить время, чтобы научить социальную сферу быть действенной. То есть — не просто давать деньги, а еще и подготовить людей, которые могут эффективно этой социальной сферой управлять. И это вообще сверхзадача — когда эффективный менеджер тратит свое драгоценное время на ту среду, которая его окружает. Не забывайте, что наши дети общаются и живут в этой среде. Поэтому на это, наверное, тоже надо время тратить — у кого оно есть… Но главный вопрос заключается в том, чтобы все эти, особенно две последние, составляющие не приводили к ликвидации самого бизнеса. Он должен оставаться эффективным, конкурентным и платить высокую зарплату.
Ольга Голодец (СК «Согласие») предлагает ставить вопрос в еще более жесткой формулировке: «Удивляет, что у нас в стране в разговоре о «социальной ответственности» абсолютно не звучит тема налогов и вклада того или иного предприятия в развитие общества. Самый большой эффект предприятия — это то, сколько налогов оно заплатило и насколько оно профинансировало действующую в стране систему образования, здравоохранения, социального обеспечения…».
Пора договариваться
Да и трудно считать российский бизнес совсем уж социально безответственным.
«Что делать в тех регионах, где нам нужны люди и где, кроме железнодорожников, нет практически никакой другой работы, ничего нет — ни других самостоятельных садиков, ни школ? — интересуется Владимир Якунин. — Мы содержим школы и садики. И не только потому, что мы такие социально ответственные, а потому, что нас жизнь заставляет. Потому что нам там нужны люди!»
«Мы должны просить государство о действительно профессиональном партнерстве и управлении процессами, в том числе социальными, которые должны сопровождать развитие инновационной экономики», — уверена Ольга Голодец.
Один из таких вопросов — ситуация с социальным налогом, слишком по-разному воспринимаемая в различных секторах экономики. Доля заработной платы в обороте добывающих компаний — а значит, и доля соответствующих налогов — составляет, по оценкам, около 8% (максимум 10%). Между тем в инновационных отраслях доля заработной платы в издержках — а значит, и доля «социальных» налогов — приближается к 70–80%.
«В ближайшее время нам придется сделать выбор, — предупреждает Михаил Прохоров. — Нельзя балансировать немножко одной ногой в сырьевой экономике и немножко — в инновационной».
Не так давно президент Дмитрий Медведев заметил, что модернизация в стране должна происходить «по-чеховски»: меняться должны не только устои экономики, но и сознание людей. Похоже, полезно было бы добавить к списку еще и законодательство, регулирующее обращение человеческого капитала. В противном случае бизнес найдет множество причин для того, чтобы участвовать в процессе модернизации исключительно формально. Но такой сценарий, кажется, не слишком устраивает идеологов инновационного курса.

Поиск на 1520mm.ru
Все о транспорте
В нашей библиотеке
Сейчас на железных дорогах

Календарь
Август 2010
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
« Июл   Сен »
 1
2345678
9101112131415
16171819202122
23242526272829
3031  
В благодарность за труды